ДРЕВНЕРИМСКОЕ ИСКУССТВО. Скульптура

Скульптура

Скульптура

    Большим своеобразием, чем живопись, отличается древнеримская скульптура. Правда, вначале она испытала значительное воздействие со стороны древнегреческой скульптуры, чему способствовало, прежде всего, влияние этрусков, а также наличие в Риме греческих мастеров и большого числа копий классических скульптур. Реализм, отличающий древнеримский портрет от эллинистической и этрусской портретной скульптуры, объясняется, по крайней мере отчасти, тем значением, которое приобрели в погребальном обряде республиканского периода восковые маски, снимавшиеся в виде слепка с лиц умерших. Однако портретные бюсты I в. до н. э. не ограничиваются передачей сходства, а с помощью изобразительных средств стремятся отразить жизненный путь человека. Если этрусский портрет ставит целью как-то продлить человеческую жизнь после смерти, то древнеримский портрет, так сказать, обращен в прошлое и стремится обнаружить в облике портретируемого следы пережитого. Для древнего римлянина ценность личности отождествляется с ее деяниями, с опытом прошлой жизни. В гораздо большей степени, чем психологические особенности, художник ищет в чертах своей модели следы, оставленные пережитыми событиями. Именно в этом смысле можно утверждать, что древнеримская портретная скульптура приближается к историографии или что она является по крайней мере способом увековечения своих персонажей, но не путем помещения их в Елисейские поля или в царство теней, а путем сохранения памяти о них среди потомков. В структуре древнеримского портрета легко обнаружить объемную замкнутость и пластическую основательность этрусков, наряду с идеализирующей тенденцией, свойственной древним грекам. Но именно потому, что ядро образа отличается цельностью и симметричностью, достаточно малейшей неправильности, например чуть большей изогнутости дуги бровей или едва заметной складки в уголках губ, чтобы придать портрету необычайно верное сходство. Художники не отказываются от этого приема даже в официальных портретах, например в портретах Августа, выполненных в I в. до н. э., хотя они и предназначались для увековечения и популяризации идеального образа. Император являлся воистину исторической фигурой и, следовательно, наиболее подходящим лицом для того, чтобы запечатлеть его исторические деяния в скульптуре. Тот же самый интерес к истории как к последовательному развитию событий отмечается уже в республиканскую эпоху в барельефах с «непрерывным повествованием», в которых рассказ о каком-либо событии ведется зачастую путем повторения одних и тех же фигур на фоне с иллюзорной глубиной, заимствованном, вероятно, у эллинистической живописи.
    В конце I в. до н. э. был сооружен памятник (хорошо сохранившийся и ныне восстановленный), в котором ясно проявляются особенности и тенденции скульптуры эпохи Августа. Речь идет об Алтаре Мира, воздвигнутом в 9 г. до н. э. и представляющем собой квадратную ограду вокруг жертвенного алтаря. С наружной стороны укреплены (или, вернее, использованы в качестве облицовки) рельефы, изображающие жертвоприношение богине Мира и торжественную процессию, в которой принимают участие император, его семья, жрецы и сенаторы. Невольно напрашивается сравнение изображения этой процессии с фризом Фидия, украшавшим Парфенон. Нас поражает не столько вытеснение цветущей афинской молодежи официальными сановниками в тогах, сколько то, что фигуры аккуратно расположены параллельными планами, уходящими вглубь. Перспектива поставлена здесь на службу символической иерархии: на первый план выдвинуты наиболее важные лица, зачастую наделенные портретным сходством, на второй — менее значительные, едва намеченные наименее глубоким рельефом. Фигуры представлены неподвижными, почти без жестов. Они как бы застыли друг возле друга. Здесь нет ритма, а есть только интонации. Легкие светотеневые градации равномерно распределяются по всей поверхности, следуя изгибам ниспадающих складок одежды.
    Похожие черты носит официальная портретная скульптура эпохи Августа, начиная со статуи этого императора из Прима-Порты, исполненной с учетом «государственных соображений». Здесь очевидно обращение к греческому канону, i о стремление к гармоничному облику явно обуславливается идеалом прекрасного. Фигура императора в позе военачальника и оратора выражает спокойствие и самообладание, черты лица даны одновременно в характерной и обобщенной форме. Скульптор словно хотел показать, что именно данная личность приобрела в силу величия своих деяний всемирное значение.
    Рельефы пролета арки Тита (конец I в.) уже далеки от строго классического искусства эпохи Августа. Обрамления рельефов как бы открывают окно внутрь стены, где происходит оживленное движение фигур на фоне перспективно организованного, живописного пространства. В «Триумфе Тита» силуэты запряженных в квадригу коней создают впечатление глубины пространства, едва намеченные фасции ликторов разрезают поверхность фона, наводя на мысль о его воздушности и объемности. В сцене с легионерами, несущими трофеи из разрушенного иерусалимского храма, пространство определяется ракурсным изображением городских ворот, а иллюзорность его глубины усиливается пустотой над фигурами, образующими группы в движении и разделенными провалами теней.
    Сравнивая упорядоченное шествие в Алтаре Мира с пластическими эпизодами этого взволнованного повествования, отличающегося высотой рельефа и глубиной выемок, неожиданностью пауз и повторов, готовых разрушать плоскость фона или целостность обрамления, мы сразу же замечаем, что этот барельеф, сходный по своей формальной структуре с эллинистическими композициями, наполнен новым драматическим содержанием. Скульптору больше нет дела до мифа, а вместе с ним и до колоритных и разнообразных проявлений природы. Над всем этим берет верх дух истории. Тот самый дух, которым навеяны великие творения древнеримских писателей. Это уже не взгляд со стороны на события и даже не нравоучительное их описание, а полная драматизма попытка истолкования их исторического значения.
    Колонна Траяна, сооруженная в 113 г. н. э. и установленная на форуме Траяна,— это подробный и точный рассказ о военных подвигах императора. На спирально развернутом вокруг ствола большой триумфальной колонны фризе, как на гигантской ленте, последовательно представлены эпизоды двух военных кампаний по завоеванию Дакии. На длинном, двухсотметровом, полотне ленты помещено свыше двух с половиной тысяч фигур. Непрерывность рассказа о событиях первой и второй войны в Дакии нарушается одной-единственной паузой — фигурой крылатой Победы со щитом, на котором она пишет имя победителя. Это повторение темы Победы из Брешии, выполненной незадолго до этого. Если греческая Ника представляла собой крылатого гения, вестника благорасположения богов, то римская Победа изображалась в виде задумчивой, пишущей женщины. Это сама История, отмечающая факты и сохраняющая память о них для потомков.
    Скульптор изображает события войны, не подразделяя их на эпизоды, не заостряя внимания на кульминационных моментах. Быть может, у него нет определенного плана, и он изображает происшедшее так, как оно приходит ему на ум. На высоком цилиндрическом стволе колонны, символизирующей прочность и величие империи, разворачивается оживленное, но не резкое движение света и тени. События Лишь слегка волнуют неподвижную гладь невозмутимой поверхности истории. Слишком пристальное внимание к отдельным фигурам, возможно, замедлило бы ход повествования. В намерения художника, по-видимому, как раз и входило не отвлекать внимание зрителя на детали, чтобы сделать сразу понятным реальный смысл этого военного дневника, через который красной нитью проходит не столько тема военной славы, сколько бесконечная смена дней с их мучениями и надеждой. Обобщенная пластика отвечает требованиям скорей психологического, чем визуального восприятия: ведь для обозрения колонны требуется немало времени. Волнообразное движение краев ленты рельефа следует ходу соподчиненных друг другу эпизодов. Это одновременно и земля для изображенных сверху, и небеса для изображенных снизу событий. Скульптор неослабно следит за их непрерывным движением, определяющим пространственные и световые константы. Повествование в свою очередь развивается волнообразно. Оно то убыстряется, то замедляется, но никогда не останавливается. Несмотря на свой триумфальный характер, оно нещадит никого. Победы и неудачи, жестокость варваров и насилие римлян находят в нем одинаковое отражение.

<< назад || далее >>

Комментарии к статье :