Прекрасное и мрачное. Франсиско Гойя (1746-1828)
Прекрасное и мрачное. Франсиско Гойя (1746-1828)

Испанский живописец и график. Оригинальный стиль формировался под влиянием итальянского барокко и — позднее — рококо. Моралистичность некоторых работ художника можно отнести к эпохе Просвещения. Учился живописи в Сарагосе, путешествовал по Италии. В Мадриде работал над картонами для ковров королевской мануфактуры, изображая повседневные занятия испанцев, их труды и досуг («Игра в пе-лоту», «Игра в жмурки»).
В начале 1780-х годов прославился как непревзойденный портретист («Семья герцога Осуна», «Портрет Исабель Кобос де Порсель»). Подлинным выражением гордого и романтического испанского духа стал серебристо-черный колорит многих портретов. В эти годы Гойя становится членом мадридской Академии художеств, позднее — ее директором. Он удостаивается звания придворного живописца и «первого живописца короля».
Однако почести не могут заслонить от художника бесчеловечное политическое устройство современной ему Испании, где свободу и достоинство личности унижают церковники и вельможи. Свой ужас перед деспотичным устройством общества Гойя выражает в серии фантастических офортов «Капричос». Аллегория и правда причудливо сочетаются в них, являя образы одновременно страшные и прекрасные.
Агрессия Франции против Испании не оставила художника равнодушным, подвигнув на создание серии офортов «Бедствия войны» и монументальных исторических полотен («Восстание 2 мая 1808 года в Мадриде», «Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1808 года»). Художник протестовал не только против конкретных случаев истребления человека человеком, но и против насилия вообще. В 1819 году Гойя приобретает дом, где живет до 1823 года. Место его пребывания получает название «Дом Глухого», так как мастер теряет слух, а с годами — и зрение. Стены Кинто дель Сордо художник покрывает росписями, в которые вкладывает свое понимание жизни и кошмары, терзающие его разум. Диким ужасом веет от сюжета «Сатурн, пожирающий своих детей».
Конец жизни, скрываясь от гнева правительства и инквизиции, Гойя проводит во Франции.
«Капричос» (1797-1798). Серия из восьмидесяти офортов была создана в 1797-1798 гг. «Капричос» в переводе с испанского означает «игра воображения», «фантазия». Однако воображение Гойи отталкивается от вполне реальных человеческих странностей и пороков, разоблачая суеверия, трусость, тщеславие. Самым известным листом «Капричос» является офорт «Сон разума порождает чудовищ». В его герое мы можем узнать самого художника, опустившего лицо на стол с разбросанными листами бумаги. Уснул ли он? Изнемог ли в борьбе с ужасами жизни? Летучие мыши и совы подстерегли момент физической и духовной слабости и слетаются на свой ужасный пир.
В «Капричос» добро и зло противостоят друг другу, но в неповторимой гротескной манере Гойя изображает торжество зла. Старуха кокетливо улыбается зеркалу, не замечая, что похожа на саму смерть; попугай проповедует с церковной кафедры перед впавшими в фальшивый экстаз обезьяноподобными святошами («Какой златоуст!»); безобразные сводни затягивают в мир продажной страсти юных красавиц. В «Капричос» необычайно сильно антиклерикальное (противо-церковное) направление, протест против ханжества. Это вызвало ожесточение инквизиции.

«Какое мужество!» (из серии «Бедствия войны», 1810-1820). Смерть, голод, грабеж, разбой — вот жестокие реалистические темы серии офортов «Бедствия войны». Романтическим подъемом, героикой выделяется среди прочих работ офорт «Какое мужество!».
Спиной к зрителю повернута фигура молодой женщины, стройной и грациозной, облаченной в легкое белое платье. Это — героиня франко-испанской войны Агостина Сарагосская. В 1880 году она заменила у пушки погибших артиллеристов. Агостина лаконичным эффектным жестом подносит к запалу пушки зажженный фитиль.
Характерна для Гойи не сразу заметная, жестокая и реалистичная деталь — невысокая женщина, чтобы достать до запала, вынуждена встать на трупы погибших артиллеристов.
«Портрет королевской семьи» (1800). По заказу испанского короля Карла IV Гойя создал парадный портрет королевской семьи. На первый взгляд, портрет действительно парадный. Прекрасно передано великолепие нарядов, блеск драгоценностей, лучащийся шелк, тяжелая парча, жемчужное сияние кружев. И это великолепие еще больше оттеняет нравственное и физическое убожество знати. Болезненный румянец пылает на индюшином лице короля. Нос королевы Марии-Луизы напоминает клюв хищной птицы, губы злобно поджаты. Чопорность и враждебность королевской семьи словно замораживают все остальные фигуры на этом портрете. Даже в детских личиках если и есть что-то естественное — так только испуг и смущение.