Другие центры позднеантичной культуры: Милан и Равенна
Другие центры позднеантичной культуры: Милан и Равенна

Кризис древнеримской империи был не только кризисом власти, но и кризисом в области идей и культуры. Распад древнеримской империи на Западную и Восточную подрывал единство государства, и тут были бессильны и новая идея христианского объединения, и общая необходимость противостоять угрозе со стороны варваров (под которыми подразумеваются отныне уже не чуждые римлянам народы, а нехристиане). «К политическому соперничеству добавляется теперь религиозное, выражающееся в споре о первенстве Рима. Но это не только борьба за главенство: западные епископы и папы... выступают с нападками на еретические тенденции восточного духовенства, и в самом деле составляющего наименее спокойную и доктринерски наименее устойчивую и надежную часть христианского мира. К тому же Запад по-прежнему видит одну из главных своих моральных и культурных опор в римской традиции» (Ф. Шабо).
Римская традиция, представление о Риме как о грандиозной империи, переживающей временный упадок, кладутся в основу попыток ее реставрации на этико-религиозной основе христианства, предпринятых Феодосием и святым Амвросием в Милане, который с 379 по 402 г. является столицей империи. В это время Милан становится крупнейшим центром позднеантичной художественной культуры и даже внешне старается подражать Риму, но Риму не христианскому, а Риму императорскому, с его величественными монументами, выражающими мощь и устойчивость государственной системы. В Милане к тому времени уже, несомненно, существовала своя архитектурная традиция, но конструктивная сложность, высокий технический уровень новых построек иначе не объяснить, как участием в них римских строителей. Стремление воспроизвести римский городской облик просматривается в том немногом, что уцелело после многочисленных разрушений. Это чувствуется и в огромных размерах зданий, и в центричности их планов, и в мощном членении их тяжелых стен.
Апостольская базилика (вторая половина IV в.) имеет крестовую структуру с обширным трансептом, объем которого увеличивается за счет чередующихся ниш и капелл. Церковь Сан-Лоренцо Маджоре (V в.) представляет собой огромный квадрат с обширными экседрами с каждой стороны, которым внутри соответствуют вогнутые колоннады опорной системы. Внутреннее пространство, как в римских термах, построено по принципу соединения внутренних помещений, что достигается последовательным чередованием открытых пролетов и тектонических масс. Благодаря этому на первый план в беспрерывной череде архитектурных членений выступают связующие структурные элементы.
Капеллы Сант-Акуилино, Сант-Ипполито и Сан-Систо, соединяющиеся с Сан-Лоренцо, и купольная часовенка Сан-Витторе ин Чьел д'Оро имеют также центрическую структуру, часто с подпружными арками. Милан Феодосия и святого Амвросия использует из римской архитектуры именно то, что отвергает Рим первых христианских пап, противопоставляя ему архитектуру, основанную на числовых пропорциях, линиях и плоскостях. И берет он их не для гражданского, а религиозного строительства, или, вернее, религиозно-гражданского по своему замыслу. Но в Милане давление со стороны беспокойного варварского населения ощущается значительно сильнее. Вот почему чуждым Риму и христианству устремлениям варваров противопоставляется здесь грандиозный облик наводящей ужас цивилизации, основанной на политической власти и духовной силе Рима, слитых отныне в единое целое.
В живописи, в скульптуре, в художественном производстве отражаются ретроспективные установки Феодосия и святого Амвросия, направленные на возрождение классической культуры. В мозаиках часовни Сан-Витторе ин Чьел д'Оро (IV в.) святые впервые наделяются индивидуальным обликом. Они выступают как исторически достоверные и конкретные персонажи. Несмотря на золотой фон, вновь появляется ощущение пространства, лица и одеяния становятся объемными. В мозаиках капеллы Сант-Акуилино (конец V в.) Христос среди апостолов выглядит владыкой, восседающим в совете среди высоких сановников. Появляются также реальные пейзажные мотивы эллинистического происхождения. Так называемый саркофаг Стиликона, находящийся ныне в церкви Сант-Амброджо, со всех четырех сторон украшен рельефами, на которых изображены сцены из Нового и Ветхого заветов, явно трактованные как «римские» истории. Архитектурные детали, изображенные на фоне, составляют специфическую среду, а жесты и одеяния святых делают их похожими скорей на императорских сановников. Аналогичным образом изображены фронтально стоящие фигуры высоких правительственных лиц в диптихе из слоновой кости, изготовленном, по-видимому, в мастерских, принадлежавших двору Феодосия. Здесь мы тоже находим символическое архитектурное обрамление. Рельеф — крайне низкий, плос кий или слегка изборожденный штрихами, благодаря чему свет легко перетекает с одной поверхности на другую. Перед нами уже не натура, а политико-религиозный идеал, идеал правления во имя Бога, рад и духовно го спасения людей. Искусство подошло отныне к рубежу, за которым божественное воплощается в человеческом.
Милану как столице империи и последней защитнице имперской идеи наследует Равенна — город, занимающий важное стратегическое положение на путях передвижения варваров, защищенный от их нападений болотами и обладающий отличным военным портом (Классе). В первоначальный период расцвета искусства, в период правления Гонория (Флавия), в Равенне еще ощущается влияние позднеантичных традиций Феодосия: не исключено, что в городе в это время работали мастера, приехавшие из Милана. Большая базилика Сан-Джованни Эванджелиста, основанная около 430 г. дочерью Феодосия и сестрой Гонория Галлой Плацидией, стала прототипом других творений равеннской архитектуры. Она имеет три нефа, апсиду, полуциркульную внутри и многогранную снаружи, по бокам которой расположены две другие похожие апсиды, завершающие боковые нефы (пастофории). Выбор в пользу ясной раннехристианской конструкции (имеются, правда, аналоги и в Милане, например церковь Санто-Симпличиано) отражает, по-видимому, более созерцательную, менее политизированную религиозность епископа Пьера Кризолога, являвшегося советником Галлы Плацидии.
Японская гравюра неотделима от японской поэзии: трехстиший хокку и пятистиший танка. Гравюрами было принято украшать нишу токонома — средоточие красоты в доме. Графическое изображение часто дополнялось иероглифической записью стихотворения. Перед гравюрой ставился изысканный японский букет — икебана.
Чтение стихов, любование цветами и живописью, а также предметами материальной культуры — чашками, чайничками — было неизменной составляющей чайной церемонии, во время которой участники отрешались от всего бытового, мелочного и приобщались к прекрасному.